| Юта Стрике. |
Еженедельный журнал "Ir" опубликовал интервью с заместителем начальника KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией) Ютой Стрике. 5 февраля она покинула Латвию после того, как латвийской полицией были получены угрозы в её адрес. Публикуем перевод этого интервью.
"Если бы я принимала каждую угрозу всерьёз, то давно бы уже находилась на Твайке" (психиатрическая лечебница — прим. пер.) — говорит Юта Стрике. И теперь, когда угроза убийства миновала, она ждёт чёткого сигнала — KNAB (Бюро по предотвращению и борьбе с коррупцией) нужно и защищено.
С Ютой Стрике мы встретились в первый же рабочий день после почти трёхнедельного пребывания за пределами Латвии. "Отпуск" был вынужденным — заместитель председателя KNAB оставила страну после того, как 5 февраля прошла информация о заказе на её убийство. Сама Стрике формулирует это более осторожно: "Информация об угрозе жизни и здоровью". Чтобы полиции не пришлось одновременно и устранять угрозу, и защищать второе лицо бюро, она была включена в программу защиты.
На интервью Стрике согласилась без колебаний и в своей характерной манере — после возвращения почитала интернет, от чего пришла в возмущение из-за мнения об "исчезнувшей напуганной белке". Стрике заверила, что её кратковременное отсутствие закончилось, и похвалила профессионализм полицейских, участвовавших в охране. О долгосрочных мерах она категорически заявила: "При таком образе жизни, нужно понимать, что рано или поздно угроза жизни становится постоянной. И тогда надо с ней смириться и жить".
- Звучали разные версии — были угрозы, не было... Можете пояснить, что случилось?
— Для ясности нужно сказать, что лично мне никто не звонил, письменно или устно не угрожал. Ни члены моей семьи, ни я не получали никаких угроз. Оперативные службы, включая полицию, получили информацию, что мне угрожают. Я была поставлена в известность, что принято решение о моей защите. Это решение может быть принято тремя инстанциями — судом и генеральным прокурором, если персона включена в криминальный процесс, но постольку, поскольку я сотрудник следственных органов, решение принималось руководителем специальной комиссии защиты Государственной полиции.
- Кто вас проинформировал об угрозе?
— Я узнала об этом от должностного лица полиции и проинформировала руководителя KNAB.
- Каков был характер угроз?
— (долгое молчание) Планировалось рассчитаться со мной в связи с выполнением должностных функций. Подробнее рассказать не могу, потому что идёт следствие. Назначен следователь, возможно, он расскажет вам больше.
- Вы скрытны. Latvijas avīze напечатала информацию, что полиции известны и заказчик, и исполнитель и цена.
— Вот именно потому, что я скрытна, я не буду комментировать ход следствия, и знаю только то, что мне нужно знать.
- Но разговор, о том, что вас хотят убить, был?
— Разговор об угрозе здоровью и, возможно, жизни. Диапазон широк — телесные повреждения, тяжкие телесные повреждения и смерть в их следствии...
- Это был первый раз, когда вам угрожали?
— Начиная работу в следственных органах, сталкиваясь с преступниками, их родственниками и широким спектром людей, человек начинает считаться с возможностью, что против него могут совершаться какие-либо противоправные действия. Моё прошлое — столкновения с этой средой, обыски, задержания — все это создает, в известной мере, угрозу для здоровья. Если у человека есть определенный опыт работы в полиции и возраст, это позволяет адекватно оценивать серьёзность угрозы. Быстро приходит в голову другой вариант — ни к чему не относиться серьёзно. Последние семь лет у KNAB был целый ряд очень сложных дел и задержаний. Логично, что растёт число людей, у которых мы вызываем ненависть и желание нас не видеть. Совсем.
- Говорят, что, по крайней мере, во время одного расследования вы ходили в бронежилете.
— Известные меры предосторожности иногда надо предпринимать. Фатализм — путь не верный.
- Сейчас известно, кто вам угрожал?
— Надо уяснить ещё один аспект — даже если есть информация и улики, констатация насилия отличается от констатации коррупции. KNAB может позволить происходить некоторым процессам, чтобы получить дополнительные подтверждения, но в случае угрозы жизни не слишком разумно разрешать процессу доходить до конца.
- Можно ли понять ваш ответ так, что угроза была констатирована, но не было возможности в ней убедиться, потому что никто не сидел и не ждал, пока придут и выстрелят?
— Неприятно даже само пожелание зла, естественно рождающееся у разных людей при разных обстоятельствах. Важно, чтобы информация о замысле вовремя достигла соответствующих инстанций. В таких случаях полиция очень своевременно и оперативно на неё реагирует. Могу сказать только спасибо.
— Что повлияло на принятие решения в этот раз выехать из страны?
— Решение принимала не я, а руководство. Разумеется, без моего разрешения никто бы ничего не делал, но полученная информация и аргументы убедили меня в необходимости таких мер защиты.
- Логично, что "клиенты" KNAB не желают вам добра, но возможно есть предположение, кто именно был особенно заинтересован в этом действии?
— Заинтересованы могли быть многие, но про то, кто конкретно решил материализовать свои желания, пусть говорит полиция. Следователь не давал мне разрешения на гипотезы.
- Вы сами допускаете возможность, что это может быть связано с шумным делом Владимира Вашкевича?
— Я допускаю множество вариантов.
- И этот?
— Не исключаю.
- Звучала так же версия об участии Солнцевской группировки, как, впрочем, и контрверсия, по которой эта группировка больше не существует. Одним из видов их деятельности была контрабанда акцизных товаров. Чем не причина?
— В последнее время KNAB много сотрудничал с таможенной службой, пограничниками и криминальным отделом таможни, расследуя дела, связанные с контрабандой акцизных товаров. Люди задержаны. Успехи Бюро в борьбе с коррупцией велики, как никогда раньше. В связи с этим, я могу только повторить, что мы у очень многих вызываем криминальную неприязнь. И с каждым задержанием, каждым новым делом неприязнь к работникам KNAB растёт.
- Но так было всегда. Что такого произошло, что начались угрозы сотрудникам?
— Во-первых, все накапливается. Во-вторых, число арестованных растёт. В-третьих, мы перешли в другую фазу, научились новым методам и продемонстрировали то, что не могли ещё 5-6 лет назад. Это заставляет нервничать.
- Но какой смысл? Грубо говоря, что, "завалим" Стрике и все кончится?
— Хороший вопрос (смеется). Продумывая ситуацию — в конце концов, у меня было на это время — я поняла, насколько следователям, полицейским, пожарным важно в такие моменты чувствовать поддержку государства. В целом, сотрудники KNAB чувствуют себя одиноко. В других структурах охраны порядка существует взаимовыручка и поддержка, но мы до сих пор с ней не встречались.
Мы вроде уверены, что делаем хорошее дело, что оно важно, и каждое "спасибо" нашим операм, следователям, финансовая поддержка — для нас стимул продолжать. Но в трудный, лично трудный момент очень важно получить поддержку не от друзей и коллег, а именно сигнал от государства: вы нужны, мы вас защитим. Потому, что в ряде случаев реально защитить может только государство.
Эмоционально все эти годы мы не ощущали этой поддержки, не слышали этих слов — что мы хорошо работаем, что мы молодцы. Я думаю, что это очень важный фактор в такой ситуации, как у меня — государству стоило определиться. Если человек работает на благо государства, государство должно ему так и сказать, что он в безопасности и его поддерживают.
- Чего вы ещё хотите от государства?
— Я же говорю не столько про свою ситуацию, сколько про последние 5-7 лет в целом. Мы слышали благодарность только от организаций и их партнёров, но позицией государства было "от вас одни неприятности".
- Чего вы ожидаете теперь — что ваши потенциальные клиенты-чиновники придут и скажут вам "спасибо, что вы нас арестовываете?"
— Нет. Но есть ещё парламент, кабинет министров, президент. Представителей других профессий мы видим оцененными, а нас избегают. Я не говорю про государственные праздники или награждения, но про отношение — лучше вас не видеть. Нет такого чувства, чтобы как полиции или пожарным говорили: ну ещё 75 лет! KNAB такого не говорят ни по праздникам, ни в иных ситуациях.
- Это был первый случай, когда сотруднику KNAB в связи с угрозами предлагалась государственная программа защиты свидетелей?
— Мы давно привыкли, что любая газета может нас обругать, любой адвокат — заявить, что его подопечный ложно обвинен. И это нормально. Это всякого рода проверки. Но если бы мы ко всему этому относились серьёзно, то давно были бы в психиатрической больнице.
- И, тем не менее, что сейчас было по-другому? Очень уж странно все выглядит — начальник полиции заявил, что начато уголовное дело, а тем временем неизвестно даже, были ли подлинными угрозы. Поговаривают о таком PR-ходе госпожи Стрике лично и KNAB в целом?
— То, что так повернуть эту ситуацию захочет каждый, я поняла сразу, и моим желанием было никаких действий не предпринимать. Но решение принимала не я, информация прошла по нескольким каналам и меня убедили в правильности такого решения.
- Прямо перед угрозами было последнее перед арестом письмо Вашкевича, в котором он сообщал, что ваш муж (тоже сотрудник KNAB) и представитель SAB (Бюро по защите конституции) пытались его уничтожить...
— Мне трудно отвечать на столь декларативно поставленный вопрос. Это означает лишь то, что он испытывает, мягко говоря, неприязнь к KNAB и его сотрудникам. А если есть доказательства — кладите на стол.
- Не складываются ли в одну картину анонимки на Стрике, угрозы вашей семье и украденные из компьютера Винкеля фотографии, где вы у него на празднике?
— Фотографии получены незаконным путём, и это уже не борьба со мной и Бюро законными методами. По всем статьям — это преступление УК против KNAB и я приняла это к сведению.
- Как так могло случиться, что факт применения к Стрике программы защиты стал известен прессе уже на следующее утро?
— Ничего утверждать не могу. Круг информированных был очень широк — начальник, много должностных лиц... Да и нельзя просто так взять и внезапно уйти в отпуск — невозможно.
- Ваше возвращение к своим обязанностям можно рассматривать, как показатель, что ситуация разрешилась?
— Ряд охранных действий все ещё проводится. Было бы крайне неверно отрываться от работы надолго или отказываться от неё совсем — в таком случае цель угроз была бы все равно достигнута. Конечно, я продолжу работать. Психологию надо держать при себе — она не может быть оправданием не выхода на работу. Человек умнеет не с годами, а с пережитыми уроками и я теперь знаю, как это происходит.
Автор: Иван Харитонов











