После предательства советского шифровальщика Игоря Гузенко, работавшего в Оттаве, западные спецслужбы начали кропотливо выявлять агентов, завербованных советской разведкой. В первую очередь, это касалось лиц, причастных к работе над атомным проектом. На разработку длинного списка, полученного благодаря перебежчику, ушло полгода, после чего – в феврале 1946 года – началась активная фаза операции, состоявшая из арестов, допросов и выявления новых осведомителей Кремля.

Еще через четыре года, собрали достаточно улик, чтобы предъявить обвинение британскому физику-ядерщику Клаусу Фуксу, назвавшему имя связника, через которого он передавал секретные сведения в Москву. Им оказался Гарри Голд, в свою очередь сознавшийся, что получил чертежи атомной бомбы от механика из Лос-Аламоса мистера Грингласса. Сержант американской армии Дэвид Грингласс тоже не стал кривить душой и рассказал, что поддался на уговоры своей сестры и ее мужа – Джулиуса и Этель Розенбергов.

Именно эту семейную пару, арестованную в июле 1950 года, признали главным врагом Соединенных Штатов Америки. Супруги хотя и состояли в коммунистической партии, никогда не были на родине Великого Октября, а потому искренне верили в торжество марксистской идеологии. Эта позиция заставила наивных евреев (нелепо звучит, правда?) наотрез отказаться от материального вознаграждения за шпионаж в пользу Советского Союза. После ареста выяснилось, что такая добродетель только вредит, потому что сумму залога определили в размере $100 000 за каждого члена семьи, вносить которые не собирались ни соратники по борьбе, ни товарищи из Кремля, щедро финансировавшие компартии всего мира.

Американские власти надеялись, что Розенберги начнут давать показания хотя бы из сострадания к собственным детям, которые, недолго погостив у родственников, в конечном итоге были отправлены в детский дом. Ожидания оказались напрасными, и 6 марта 1951 года нью-йоркский суд приступил к рассмотрению дела о государственной измене. Процесс, длившийся три недели, сопровождался многочисленными демонстрациями, как в защиту подсудимых, так и с обвинениями в их адрес. Если первые, признавая несомненную вину супругов, взывали к милосердию, то их противники отказывались видеть в деле смягчающие обстоятельства и требовали самого сурового наказания за предательство интересов своей страны.

Не меньшие страсти кипели и в высоких кабинетах американского истеблишмента. Директор ФБР Гувер открыто предупредил президента и народ Соединенных Штатов, дав интервью одному из журналистов: - В случае конфликта между США и Советским Союзом, каждый коммунист, проживающий в нашей стране, сделает все возможное, чтобы нанести нам максимальный ущерб. Такие как Розенберг уже снабдили Москву атомным оружием, поэтому мы в любой момент можем ожидать от русских ядерного удара.

Эти слова произвели удручающее впечатление как на присяжных, вынесших обвинительный вердикт, так и на судью, чье слово оставалось последним. Перед вынесением приговора, он, по собственному признанию, советовался с богом и все-таки решил, что альтернативы смертной казни здесь быть не может.

Этому предшествовало заявление министерства юстиции, в котором утверждалось, что сознательное умерщвление матери двоих детей выходит за рамки разумного возмездия. К этому мнению присоединился даже Эдгар Гувер, считавший, что под угрозой 25-30-летней разлуки с детьми, Розенберги не станут больше молчать. Однако, ни чиновники из министерства, ни глава Федерального Бюро не имели права вмешиваться в работу судьи. Правда, после оглашения приговора, закон предусматривал возможность помилования, подписанного президентом, тем более что американские послы в разных странах и члены Конгресса предупреждали Белый дом, что такая жестокость уронит престиж США в глазах всего мира. Но Дуайт Эйзенхауэр, вопреки ожиданиям, так прокомментировал свой отказ: - Розенберги выдали наши атомные секреты. Они обрекли на возможную смерть множество людей. После этого я не имею морального права вмешиваться в это дело.

Финальный аккорд драмы произошел в день казни. Следователи ФБР, все еще надеявшиеся на показания своих подопечных, предложили посадить на электрический стул более стойкую Этель, чтобы «Джулиус увидел это, поплыл и начал говорить». Но Эдгар Гувер – прожженный интриган и кровожадный сатрап – заявил, что «даже речи не может быть, чтобы женщину, мать двоих детей казнили, а ее мужа оставили в живых». В последний момент президент Эйзенхауэр – тоже крайне свирепый господин – позвонил начальнику тюрьмы и дал указание: - Подведите супругов к электрическому стулу по отдельности и спросите, готовы ли они дать показания. Если «да», я отменю казнь.

Как известно, ему не пришлось ничего менять.

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ТО ЖЕ ВРЕМЯ

По ту сторону океана, за этими событиями с самого начала пристально следил самый Мудрый Человек планеты, навечно прописавшийся в Кремле. Ежедневно просматривая иностранную прессу и получая информацию из других источников, он упорно искал подвох в действиях представителей властных структур страны, которую давно уже считал главным противником. Через три недели, поняв, что такового не существует, он так расстроился, что целые сутки плотно обедал и ужинал без всякого аппетита.

Еще через пару дней, Отец народов дал волю своему возмущению в присутствии главы МГБ. - Вот скажи, Виктор Семенович, сколько тебе надо времени, чтобы любая баба рассказала твоим молодцам все, что знает сама и о чем может быть догадывается ее муж? – раздраженно спросил вождь, не спеша прохаживаясь по залу.

Генерал Абакумов, стоя в центре и почтительно поворачивая корпус по ходу движения собеседника, задумчиво поднял глаза, но Сталин махнул рукой и не дал ему ответить: - Молчи. Я сам лучше тебя знаю. А эти слабаки за три недели ничего не выведали! Теперь скажи мне как коммунист коммунисту – смогли бы мы построить могучее государство и победить в ТАКОЙ войне, если бы валандались с каждым предателем не меньше месяца! Да еще, вдобавок, цацкались бы с их паршивыми выб*****ми, как это делают эти никчемные американцы. Вот ты, товарищ Абакумов, держал меня в курсе, сам читал все материалы, скажи, почему мы должны терпеть такого слабовольного противника, который даже двух человек нормально шлепнуть не может. Какое сопротивление нам могут оказать эти эйзенхауэры, гуверы и прочая размазня!

- Только прикажите, товарищ Сталин и…

- Ладно, понял я тебя, – перебил подчиненного вождь и, подойдя к окну, бросил через плечо, – иди, работай. Мне подумать надо.

Через три месяца генерал-полковник Абакумов на себе испытал методы, способствующие построению «могучего государства». Его ежедневно лупили смертным боем, держали в карцере-холодильнике, выдавали три кружки воды и кусок хлеба в сутки, а заведенные за спину руки сковывали спереди только ночью и на время приема пищи. Вместе с ним была арестована его молодая жена и трехмесячный сын, чьи плач и вопли ему часто давали слушать через стенку.

Иосиф Виссарионович, прочитав рапорт об условиях содержания ненадежного семейства, переключился на отечественную прессу, а затем удовлетворенно вздохнул. Ему было приятно сознавать, что даже если бы он приказал подробно описать в газетах все, что происходит сейчас с Абакумовыми, никаких демонстраций в защиту прав заключенных не случилось бы. Что касается служителей Фемиды, в нашей стране, то для вынесения справедливого приговора, им нет нужды посещать церковь. А чтобы посоветоваться с божеством, судьям достаточно ответить на звонок по "вертушке". Члены Политбюро, судя по лицам, тоже полностью одобряют решения Первого Гуманиста страны. Словом, прошедшие 30 лет не потрачены впустую. Товарищ Сталин подошел к столу, любовно сложил докладные записки с обвинениями против подельников бывшего министра и с облегчением подумал: «Слава богу, не в Америке живем».

ПРОДВИЖЕНИЕ СТАТЕЙ ЗАВИСИТ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОТ КОЛИЧЕСТВА "ЛАЙКОВ" И ЧИСЛА ПОДПИСЧИКОВ.

Колпачный переулок - последнее пристанище товарища Абакумова

1922 год. Продуктовый рацион тов. Дзержинского